ГЛАВНАЯ
СПЕКТАКЛИ
Закат
Учитель танцев
Закон
За двумя зайцами
Ревизор
Пигмалион
Случай в доме господина Г.
История лошади
"...О, память сердца..."
Калигула
Коварство и любовь
Ведьма
ОТ АВТОРА
Родословная
Гостевая книга
ПРОГРАММА
фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля
 
"Ревизор"
      Автор спектакля по пьесе Николая Гоголя "Ревизор" - народный артист России, Заслуженный деятель искусств России, лауреат государственной премии России лауреат всероссийских и международных фестивалей Александр Дзекун

      Сценическая редакция Николая Гоголя 1836 г.
      Сценическая композиция спектакля: Александр Дзекун, Виктория Щербакова
      Спектакль идет с одним антрактом

      Сценография - художник, кандидат математических наук Михаил Гаврюшов
      Художник по костюмам - Светлана Канн
      Художник-исполнитель - Светлана Слюнкина
      Балетмейстер - заслуженная артистка Украины Галина Чайка
      Дирижер оркестра - Евгений Кулаков
      В спектакле использована музыка композиторов:
      Винченцо Беллини, Джузеппе Верди, Винченцо Монти, Игоря Стравинского, Павла Чеснокова, Адольфа Шнитке, Клауса Шульца, Родиона Щедрина и украинская народная песня "Стоит гора высокая"
      Концертмейстер - Софья Авочарова
      Свет - Лариса Ваюцкая
      Ассистент по литературе комиссии по театральной критике академии искусств украины Виктория Щербакова
      Ассистент режиссера - Андрей Бориславский
      Директор - художественный руководитель театра, заслуженный работник культуры Украины Марк Бровун

Действующие лица и исполнители:

      Антон Антонович Сквозник-Дмухановский, городничий, "уже постаревший на службе и очень неглупый по-своему человек. Хотя и взяточник, но ведет себя очень солидно: довольно Zсурьезен, несколько даже резонер; говорит ни громко, ни тихо, ни много, ни мало. Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жестки, как у всякого, начавшего тяжелую службу с низших чинов. Переход от страха к радости, от низости к высокомерию довольно быстр, как у человека с грубо развитыми склонностями души" - Константин Бабанин
      Анна Андреевна, жена его, "провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках" - Татьяна Романюк
      Марья Антоновна, дочь его - Альбина Терехова
      Лука Лукич Хлопов, смотритель училищ - Николай Крамар
      Христиан Иванович Гибнер, уездный лекарь - Народный артист Украины Игорь Молошников, Алексей Мукосеев
      Аммос Федорович Ляпкин-Тяпкин, судья, "человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом - как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют" - Народный артист Украины Геннадий Горшков
      Артемий Филиппович Земляника, попечитель богоугодных заведений, "очень толстый, неповоротливый и неуклюжий человек, но при всем том проныра и плут. Очень услужлив и суетлив" - Олег Тистечок
      Иван Кузьмич Шпекин, почмейстер, "простодушный до наивности человек" - Михаил Кришталь
      Степан Ильич Уховертов, частный пристав- Владимир Токарь
      Петр Иванович Добчинский - Василий Ступаков
      Петр Иванович Бобчинский - Василий Гладнев
      "Бобчинский и Добчинский, городские помещики, оба низенькие, коротенькие, очень любопытные, чрезвычайно похожи друг на друга; оба с небольшими брюшками; оба говорят скороговоркою и чрезвычайно много помогают жестами и руками. Добчинский немного выше и сурьезнее Бобчинского, но Бобчинский развязнее и живее Добчинского".
      Иван Александрович Хлестаков, чиновник из Петербурга, "молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, - один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде" - Андрей Романий, Владимир Швец
      Осип, слуга его, "таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьезно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут" - Заслуженный артист Украины Вячеслав Хохлов
      Мишка, слуга городничего - Иван Розин
      Слуга трактирный - Андрей Бориславский
      Купец Абдулин - Виталий Юсупов
      Купец - Заслуженный артист Украины Александр Акимов
      Авдотья - Анна Якубовская
      Гости на балу - Ася Бобина, Елена Мартынова, Наталья Чернобровая
      Спектакль ведут Светлана Заготова, Ася Цыбань
      
Обзор прессы
фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля фото из спектакля
      
ТАКОЙ НОВЫЙ "РЕВИЗОР"!
Леся Орлова
       Это - очень сильный спектакль по любым меркам. Поставил ''Ревизора" в Донецком драматическом театре режиссер, имеющий множество регалий: Народный артист России, Заслуженный деятель искусств России, Лауреат Государственной премии России, работавший главным режиссером Саратовского театра, Александр Дзекун. 2 октября состоится премьера (журналистов пригласили на так называемую "сдачу" спектакля).
       А потом артисты поедут в Симферополь, на международный фестиваль "одной пьесы", где свои трактовки "Ревизора" будут показывать и другие театры. Как бы то ни было, донецкий "Ревизор", при полном следовании классическому гоголевскому тексту, производит совершенно необычное впечатление. В том числе - простым и сильным декоративным решением (художник - Михаил Гаврюшов). А еще там очень стилыюе музыкальное решение: основной аудиоряд представляет собой несколько "сюрную", странную мелодию, в которую периодически так же "сюрно" врываются обрывки мазурки, допустим. Плюс - сценарная концепция. Там получилось как-то так, что Городничего безумно жаль, и он совсем не вызывает привычного насмешливого презрения. В этой роли Константин Бабанин даже чисто внешне, как мне показалось, напоминает Пьера Безухова, неуклюжего, несуразного, простодушного и совсем не злого (вообще ужасно жаль, что раньше Константин Бабанин не был занят в таких крупных ролях, потому что он, по-моему, удивительный актер). И вообще все герои - не карикатурные, а очень трогательные. Бобчинский и Добчинский, ироничный Земляника, смешной Ляпкин-Тяпкин - вызывают не издевку, а сочувствие нелепой своей провинциальной жизнью и тоской. Ну и, конечно, Андрей Романий в роли Хлестакова - просто потрясающий. Впервые в жизни я стала свидетелем так гармонично и органично (это я не специально - в рифму) проявленной способности к мгновенному перевоплощению, когда комизм и серьезность сменяют друг друга, когда современные аллюзии придают новое звучание канону...
       Честно говоря, глупо чувствую себя, пытаясь давать какие-то оценки в духе доперестроечной "Литературной газеты", а потому просто повторю мнение одною зрителя: "Это и для столичного театра было бы большим успехом". Там было несколько сильных эпизодов. Например, когда почтмейстер разыгрывает собратьев по несчастью, только что узнавших о присутствующем в городе "инкогнито". Вот представьте, сидят они все, не забывая при всем потрясении аппетитно закусывать жареной курочкой, и вдруг сцену заливает призрачный красно-лиловый свет, выбегает одетый в форменное платье "некто" в черном плаще и мерзкой носатой маске, залихватски отплясывает мазурку, после чего эдак ножка на ножку присаживается к столу и тоненько хихикает. Нет, кроме шуток, вполне реальное чувство ужаса (забыла подчеркнуть, это почтмейстер оказался, а никакой не инкогнито). Или когда слуга Хлестакова Осип жаловался иконе (в ритме почти церковного пения) на разгильдяйство своего хозяина. Или корда собственно Хлестаков уговаривал принести ему обед в долг. Несколько выпадающим из общей цельной концепции мне показался момент, когда читали разоблачительное письмо Хлестакова другу Тряпичкину: его решили в ритме рэпа, впрочем, возможно, такая нарочитая неорганичность призвана полнее передать шокирующее значение текста. А особенно сильным мне показался момент, когда "тьмутараканьский" истэблишмент узнал о виртуозном обмане Хлестакова. У зрителя совсем не возникает привычного чувства злорадства. По трактовке Дзекуна, Марья Антоновна и вправду в Хлестакова влюблена и ждет его завтрашнего возвращения, чтобы сочетаться браком. Ее отец такими перспективами для семьи огорошен, но рад. Мать, томящаяся в провинции, строит радужные планы... Кроме того, зрителю мягко, но проявление намекают, что сообщающий новость почтмейстер (по Дзекуну, человек молодой и еще сохранивший в этом богом забытом месте веселость и легкость) в провинциальную барышню Марью Антоновну влюблен, а потому сенсацию подает в почти трагическом ключе, стараясь не глядеть ни на кого (особенно на нее). Спет направлен на сидящую за столом оцепеневшую влюбленную девочку. За ее спиной медленно играют в бильярд дамы в масках, диссонансно одетые в костюмы венецианского карнавала. И Марья Антоновна начинает тихо петь на итальянском, а ее отец медленно подходит к ней, гасит свечу, садится рядом и осторожно целует дочку в щеку. И только после этого начинает говорить ожидаемое и совсем не пафосное "над кем смеетесь, над собой смеетесь". Знаете, сразу и "Риголетто" вспомнился, и даже почему-то "Жизель"...
       Кстати, спектакль первоначально был рассчитан на более чем четыре часа: как сказал режиссер театра "Окраина" Владимир Лившиц, "его можно было кушать по капельке, наслаждаясь". Но по соображениям чисто практическим - ну не выдержит зритель столько! - "Ревизора" сократили. Он все равно, конечно, получился длинным по времени, превышая три часа, к концу была заметна физическая усталость актеров, да и зал уже был не в состоянии реагировать с прежней остротой. Кое-где, мне кажется, были заметны места поспешных "склеек", а комический "наполнитель" приходилось, апеллируя к Владимиру Лившицу, есть большой ложкой, большими кусками. И все же, это было потрясающе...
"Салон Дона и Баса" 21.09.1999 г.
      

И СНОВА - "ТЕАТРАЛЬНЫЙ ДОНБАСС"

       Вчера в Донецке торжественно открылся пятый межрегиональный фестиваль "Театральный Донбасс". После короткой официальной церемонии, на которой выступили председатель Донецкого межобластного отделения Союза театральных деятелей Украины народный артист П.Е. Ончул, а также заместители председателей Донецкой и Луганской облгосадминистраций А.Н. Гурбич и В.М. Иванов, коллектив украинского музыкально-драматического театра им. Артема представил на суд зрителей и жюри свою новую работу - бессмертного "Ревизора". Недавно этот спектакль на всеукраинском фестивале был отмечен дипломом.
      

ЕЩЕ ОДНО ПРОЧТЕНИЕ "РЕВИЗОРА"
О. Краснянская, театровед
       В октябре открылся 73-й театральный сезон в Донецком театре имени Артема. Для его открытия театр выбрал премьеру "Ревизора" по комедии Н.В. Гоголя. Не часто наш театр обращается к произведениям хрестоматийной классики, за которыми стоит полуторавековая история разнообразных прочтений. "Ревизор" - случай особый. Амбивалентность, полисемантичность гоголевского художественного мира притягивала к нему как фанатичных приверженцев традиционализма, так и неуемных поклонников экспериментаторства. А гоголевский текст с потрясающей естественной пластичностью превращался то в сатирическую комедию, то в мистический трагифарс, то в водевиль с куплетами и канканом. В этот текст, как в зеркало, смотрелись разные эпохи, и каждая видела себя по-своему.
       В нашем случае текст "Ревизора" стал предлогом для неторопливых рефлексий современного интеллектуала о судьбах мира и человека. Режиссер-постановщик спектакля народный артист России А. Дзекун и сценограф А. Гаврюшов создали на сцене атмосферу захолустья с неизменным тоскливым сквозняком, откуда "хоть три года скачи, никуда не доскачешь". Даже Петербург кажется отсюда чем-то несуществующим, как нарисованные на холсте потемкинские деревни или как картинка с рождественской открытки. Из того фантомного Петербурга сюда приезжает Некто. Его принимают за мессию, ему поют "осанну", его носят на руках. А он оказывается дьяволом. Не всемогущим Люцифером, а пакостным, сластолюбивым "мелким бесом".
       Каким ветром "надуло" в комедию Гоголя всю эту бесовщину? Почему ослеплены призрачным мессианством Хлестакова жители сонного захолустья? Почему "одурачен Городничий" и почему в ни в чем не повинных "маленьких людях" он видит только "свиные рыла"? Эти и другие вопросы повисают в воздухе зрительного зала после просмотра спектакля, будоража заинтересованных зрителей.
       А в памяти остается абсолютное в своем совершенстве фиглярство Хлестакова - А. Романия, глубокомысленное монументальное молчание Городничего - К. Бабанина, монотонная жалоба-молитва Осипа - заслуженного артиста Украины В. Хохлова. Да еще Гоголь то там, то сям высовывает свой длинный нос: "Нечего не зеркало пенять, коли рожа кривая".
      

РЕВИЗОР С ПОПРАВКОЙ НА ВРЕМЯ
Елена Лобова
       Драмтеатр давал премьеру далеко не вчера. Страсти уже улеглись, приверженцы полярных мнений пришли к консенсусу, и мы можем поговорить о "Ревизоре" несколько отвлеченно от торжественности момента его выхода в свет.
       Российскому режиссеру Александру Дзекуну удалось, казалось бы, для Донецка уже неосуществимое: создать Спектакль. С большой буквы. Несмотря на мелкие неувязки (в каком спектакле их не бывает?) и четырехчасовое действие, временами заставляющее прокручивать в уме сюжет гоголевского шедевра с мыслью о долгожданной немой сцене, все получилось. Андрей Романий в роли Хлестакова и Константин Бабанин в роли Городничего сыграли так, как не играли уже давно, и, казалось, не заиграют еще долго.
       Занавес раздвигается, и мы видим... Россию - несколько утрированное ее изображение, полотно с явно питерскими улицами, каретами господ чиновников высокого ранга, голубым небом и перспективой строительства лет через сто пятьдесят большого количества хрущевок на слишком широких улицах. И маленькую фигурку в длинном пальто-сюртуке с опять же питерскими пейзажами на ткани, после долгой паузы изрекающую: "Неча на зеркало пенять..." Игра началась. И сразу - чувство натянутости, неловкости, неестественности слишком длинных пауз, которые нужно уметь выдерживать актерам, слишком длинных мизансцен, которые нужно учиться выдерживать зрителям, молчания, которое должно бы что-то говорить зрителю, а не говорит, потому что зритель еще не настроился на волну спектакля. Все - как картина в картине, сцена в рамке полотна "на историческую тему", лубочная картинка, прямо скажем, попойки чиновников городского масштаба, и вдруг тот самый Городничий, который на взятках и махинациях нажил состояние, начинает петь "Черный ворон, что ж ты вьешься над моею головой"... С ума сойти, ведь этот обычно плоский образ взяточника при должности оказался живым человеком! Он больше того, кого мы видели миллион раз в других постановках, он глубже, он страдает. Это не карикатура, это человек. И спектакль с этого момента уводит тебя, кружит в ассоциациях и возникающих противоречивых эмоциях...
       Есть, есть в творении Александра Дзекуна узнаваемые до боли моменты - например, постепенно нарастающая до высшей точки напряжения динамика действия в сцене дачи взяток Хлестакову, сразу вызывающая в памяти интерпретацию "Ревизора" в " Забытой мелодии для флейты" Рязанова, есть элемент модерна - Хлестаков озвучивает чтение своего письма другу Тряпичкину в Питер скороговоркой в стиле рэп, есть излишне сентиментальная нотка молитвенного пения в финале (это вместо той самой немой сцены), по моему личному мнению, снижающая общий пронзительный настрой последних сцен. Все это - дань времени, хотя все мы прекрасно понимаем, что спектакль классического репертуара сегодня можно ставить только в том случае, если режиссер хочет и может сказать что-то совсем новое, перевернуть все с ног на голову и заставить нас не просто прийти на премьеру с хорошим настроением, но уйти из театра с новым пониманием старых истин.
"Донецкие новости", декабрь 1999 г.
      

УМНЫЙ, ГЛУБОКИЙ, РОМАНТИЧЕСКИЙ ТЕАТР
(Послесловие к гастролям Донецкого областного украинского музыкально-драматического театра в г. Мариуполе)

Татьяна Коростелева, театровед
       Для Мариуполя большие гастроли Донецкого музыкально-драматического театра стали незаурядным событием. Театральная публика, любящая хорошую драматургию и яркую актерскую игру, высоко оценила спектакли дон-чан. Добавим также отличную, продуманную организацию гастролей, тотальный охват зрителей - и картина ясна: гастроли в Мариуполе прошли на аншлагах, спектакли вызывали очень теплый и благопарный прием.
       В репертуаре есть масса очень сильных спектаклей, например "Поминальная молитва" Григория Горина по мотивам Шолом-Алсйхема. Всего было показано 12 спектаклей - и "старожилов сцены", и новых премьерных. Один из новых - комедия "Темная история" по пьесе Питера Шеффсра. Произведение сие принадлежит к разряду "хорошо сделанных" комедий положений и предполагает единственно возможное воплощение - в качестве хорошо выполненного спектакля, что и продемонстрировали дончане.
       Гвоздем, главным событием гастролей, безусловно, оказался "Ревизор" Гоголя в постановке очень известного российского режиссера Александра Дзекуна. Он поставил спектакль о мороке и мраке провинциальной жизни, о прозябании человека в провале между мечтой и действительностью, воображаемым идеальным и реальным.
       В знаменитой сцене-завязке Городничий (Константин Бабанин) лежит навзничь на столе, драпировки под ним раздуваются безумным ветродуем, он то ли грезит во сне, то ли пьяно бредит: "Господа, я пригласил вас..." Фантомы, миражи, карнавальные маски, обманные обличья жизни затем не раз будут возникать по ходу спектакля. В сцене обеда Хлестакова в гостинице Андрей Романий блестяще играет целый концертный этюд на темы общепита: завязывает нос, чтобы не обонять суп, демонстрирует скелет курицы, жует подметку вместо жаркого и т.д. Публика принимает эту сцену с восторгом.
       Донецкий "Ревизор" заслуживает большого обстоятельного разговора. Здесь лишь упомяну отдельные ударные моменты спектакля. К ним относится изысканная музыкальная партитура: от народных песен до Верди, Стравинского, Шнитке и "Жертвам вечерней" Чеснокова, которую в финале исполняют крон - вместо хрестоматийной немой сцены.
       Об этом спектакле можно сказать слонами Андрея Синявского о разлитой по гоголевскому тексту сочувственной душе. Такие постановки а способствуют высокому реноме театра.
       Исходя из всего увиденного, можно утверждать, что в Донецке сложился крепкий, живой, стабильно работающий театр, с хорошим репертуаром, рядом очень интересных спектаклей.
"Донецкие новости", 21.09.1999 г.
      

"МЕРЗОСТИ ПРОВИНЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ"

       Пьеса Николая Васильевича Гоголя "Ревизор" - одно из самых известных литературных произведений. Кто, в самом деле, не слышал о глупом городничем, который "фитюльку, тряпку принял за важного человека"? Не только история, но и выражения, в которых она рассказана, помнятся со школы: "Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!". Не сосчитать, сколько представлений этой комедии состоялось со дня ее премьеры весной 1836 года. Не перечесть все посвященные ей исследования. Избыток знания зачастую убивает живой интерес к произведению. Характерна реакция филолога, который, узнав о постановке "Ревизора" в Донецком музыкально-драматическом театре, спросил: "Зачем?". Театр должен оправдываться в своем выборе: "Зачем арапа своего младая любит Дездемона?". Между тем, нет ничего более естественного, чем взаимное притяжение сцены и совершенного драматического произведения, для нее созданного.
       История "Ревизора" начинается с того радостного возбуждения, в котором пребывал Гоголь осенью 1835 года. Он только что окончил "Женитьбу", комедия ему удалась и, естественно, ему хотелось написать еще что-нибудь в этом жанре. "Сделайте милость, дайте какой-нибудь сюжет, хоть какой-нибудь смешной или не смешной, но русский чисто анекдот, - писал он Пушкину. - Рука дрожит написать тем временем комедию". Пушкин подсказывает сюжет, построенный на ошибке: в губернском городе, на ярмарке, губернатор - честный дурак принимает человека малозначительного за крупного чиновника; губернаторша с ним кокетничает, тот сватается за дочь... Гоголь так увлекся этой идеей, что за два месяца написал комедию. (Для сравнения; над "Женитьбой" он работает два года, над "Игроками" - пять лет). Весной 1836 года состоялись премьеры "Ревизора" в Петербурге и Москве. Радость сменилась бесконечными, до конца жизни не оставлявшими его терзаниями. Увидев спектакли, Гоголь затосковал: "Мое же создание мне показалось противно, дико и как будто вовсе не мое...". Он обвиняет артистов в том, что они не поняли его, разыграли водевиль; обвиняет себя в том, что недостаточно четко обрисовал характер Хлестакова; выбрасывает одни сцены, дописывает другие, снова и снова правит текст; пишет письма с объяснениями по поводу того, как следует понимать пьесу; пишет комментарии-инструкции для артистов о том, как следует пьесу исполнять; в конце концов отрекается от своего творения, мечтая о том, чтоб каким-нибудь чудом оно было уничтожено и всеми забыто.
       Гоголю было двадцать пять лет, когда он написал "Ревизор", до конца жизни он правил его, внося изменения в каждое новое издание; "Развязка "Ревизора" была опубликована уже после его смерти. Таким образом, завершенного, окончательно сложившегося, неизменного в своей литературной форме "Ревизора" не существует. Та пьеса, которую мы так хорошо знаем, это не первый и не последний, не лучший и не худший вариант, а лишь один из нескольких, точнее - второй, опубликованный в 1842 году и получивший наибольшее распространение. "Ревизор" как художественное целое, явившееся в нескольких формах, в нескольких временных проекциях пока еще не известен широкому кругу читателей и зрителей. Природа этой загадочной пьесы изменчива, гибка, она ускользает меж железных прутьев логического анализа, и это связано, конечно, с характером ее главного героя, о котором Гоголь писал, что "черты его слишком подвижны, тонки и потому трудно уловимы".
       Думается, что и водевильная (ужаснувшая Гоголя), и сменившая ее социально-сатирическая "трактовка "Ревизора" в равной степени изжили себя. Сегодня театр ощущает необходимость найти иное, более глубокое и человечное воплощение этой пьесы. На Украине только в этом году ее взялись поставить пять театров. Не остался в стороне от общетеатральных поисков и Донецкий областной украинский музыкально-драматический театр, пригласивший для постановки спектакля выдающегося российского режиссера - заслуженного деятеля искусств России, лауреата Государственной премии России, народного артиста России, лауреата всероссийских и международных фестивалей Александра Дзекуна.
       Спектакль - это пьеса глазами режиссера. Из всех вариантов "Ревизора" режиссер остановился на первом (редакция 1836 года), менее известном, включил в него некоторые сцены, написанные Гоголем, но впоследствии им исключенные как "замедлившие действие". Сегодня понятие действия относится скорее к внутренней, чем внешней жизни героев. Мотивы интересуют нас больше, чем поступки. Не между людьми, но в душе человека происходят истинно драматические события, и спектакль делает их зримыми. Это особенно важно при постановке пьес Гоголя, потому что его герои зачастую действуют не под влиянием происходящих событий, а исходя из своих представлений о них. Так Добчинский считает, что крупный начальник имеет право даром получать все желаемое. Эта логика заставляет его увидеть в Хлестакове, задолжавшем трактирщику, ревизора: "Он и денег не платит, и не едет. Кому же б быть, как не ему?". Эту особенность отметил Немирович-Данченко: Гоголь находит сценические толчки "не в событиях, приходящих извне, - прием всех драматургов мира", а в тех "неожиданностях, которые проявляются в самих характерах". Полтора века назад такая драматургия была театру не по силам. Несмотря на то, что спектакли шли с успехом, сохранившиеся воспоминания актеров свидетельствуют о полной растерянности. Они чувствовали, что "типы, выведенные Гоголем в пьесе, новы для них, и что эту пьесу нельзя так играть, как они привыкли разыгрывать свои роли...". Сегодня актерская техника стала намного сложнее, изощреннее. Она позволяет артисту выстроить роль не только исходя из предложенных ситуации и характера, но и соотнести их со всем опытом предыдущей жизни героя, его уникальным мироощущением. Современный психологический театр обладает мощными выразительными средствами, которые позволяют очень близко подойти к совершенному воплощению авторского замысла. Что и продемонстрировал Александр Дзекун, заставив зрителей своего спектакля - как того и хотел Гоголь - смеяться не над "кривым носом, а над кривою душою".
       Книга - зеркало, отражающее реальный мир. Отражение может быть правдивым или искаженным до неузнаваемости, но оно не может быть застывшим и неизменным: зеркало, отражающее одно и то же лицо независимо от того, кто смотрится в него, бесполезно. Потому и живут веками лучшие литературные произведения, что каждое новое поколение видит в них свою, современную действительность, узнает новое не о тех давно исчезнувших людях, а о себе. Спектакль Донецкого драматического театра показал нам мае самих в зеркале "Ревизора", и что же мы увидели? Глухую провинцию - нашу родную, привычную, беспросветную.
       Узость интересов, мелочность забот, отсутствие ярких событий делают жизнь монотонной, скучной. Люди, живущие здесь, могут не осознавать свою обделенность, но они чувствуют ее. И протестуют, ищут выход - кто как может. Почтмейстер Шпекин вскрывает письма, приходящие в его контору. "Из любопытства", - говорит он. Но играющий эту роль Михаил Кришталь заставляет нас увидеть в простодушном почтмейстере человека, чьи духовные потребности не могут быть реализованы в этом городе. Чужие письма дают ему возможность приобщиться к иной, более полной жизни, где есть все, чего он лишен: барышень много, музыка играет, штандарт скачет... Отними у него эти письма, и он сопьется.
       Уверенный в себе, давно и прочно занимающий судейское кресло, извлекающий из своего положения все выгоды Ляпкин-Тяпкин (народный артист Украины Геннадий Горшков) выработал свою мистическую теорию сотворения мира. Слезы навертываются ему на глаза, когда грубо осмеивается эта его попытка выйти за рамки тривиального мировоззрения большинства, чье мнение предельно ясно выразил городничий: "Ну, в ином случае много ума хуже, чем бы его совсем не было".
       Женщины страдают от бедности эмоциональной жизни, они лишены возможности испытать глубокое сердечное влечение - кем здесь увлечься? Нежнейшими красками обрисована в спектакле героиня Альбины Тереховой - дочь городничего Марья Антоновна. В силу обычных девичьих иллюзий она еще ждет чудес взаимной любви, а в ожидании пишет стихи в альбом, поет романтические арии и воображает, что к ней неравнодушен почтмейстер. А он строит ей гримасы, когда она отворачивается. "Одни фантазии в голове", - с раздражением говорит о ней Анна Андреевна, но так же, как и дочь, в самообмане спасается от унылой, безлюбовной, безнадежной действительности. Только ее фантазии не о будущем, а о прошлом, в воспоминаниях о некоем штабротмистре, который непременно застрелился бы из-за любви к ней, если б только пистолеты не запропастились куда-то... Анна Андреевна в исполнении Татьяны Романюк предстает как женщина, доведенная пошлостью жизни до нервного истощения. Она вполне могла бы сказать о себе словами другого известного, женского признания:

       "Вообрази: я здесь одна,
       Никто меня не понимает,
       Рассудок мой изнемогает,
       И молча гибнуть я должна".
       Но только ей некому их сказать.

       И до того уныла жизнь в этом "мерзком городишке", что даже темный Осип - не Бог весть каких духовных запросов человек - затосковал, оказавшись здесь. Заслуженный артист Украины Вячеслав Хохлов очень верно передает причину этой неизбывной тоски: она рождена не голодом, голод лишь обострил ощущение потери - покинутый Петербург даже крепостному давал иную степень свободы.
       Для человека с более тонкой душевной организацией внезапное столкновение с провинциальной действительностью во всей ее красе может оказаться роковым. Когда мы впервые видим Хлестакова, он находится в отчаянном положении. Он унижен, ранен, истощен. Он голодает, нет денег расплатиться в трактире, нет денег доехать домой, завязать знакомства в городе не получается, занять или выиграть в карты - не удается, так что помощи ждать неоткуда. Хлестаков не глуп, наблюдателен, он тонко чувствует ложь, умеет найти подход к человеку, безошибочно берет верный тон. Почему же он пропадает в этой дыре? Потому, что он - существо интуитивное, а не рациональное. Он ощущает приближение катастрофы, но бесполезно ожидать от него осмысления своих действий. Противиться соблазнам он не в силах.
       Сложнейшую роль Хлестакова в спектакле играет Андрей Романий. Он сумел избежать привычной водевильной легковесности, сатирической однозначности и показал нам человека со сложным, глубоким душевным миром. В этой выдающейся актерской работе тонкая психологическая мотивировка поступков, смена настроений и целей героя сочетаются с резкими, яркими, парадоксальными выразительными средствами трагифарса. Нам предлагают подумать о том, почему человек вынужден прибегать к обману, чтобы почувствовать себя человеком. Униженный, бестолковый, издерганный неудачами Хлестаков, не прилагая никаких сознательных усилий, подчиняет себе город. Он угрожает и утешает, внушает страх и любовь. Он становится для этих людей Богом. Но он - ложь.
       Но возможна и иная жизнь. Возможно и прозрение, и раскаяние. Ощущение иной - чистой - жизни пронизывает спектакль, прорывается в каждом, персонаже, но наиболее полно и мощно - в городничем. Константин Бабанин, играющий эту роль, не повторяет сложившиеся в отношении его героя стереотипы и не спорит с ними. Он их игнорирует - не из гордости или незнания, но оттого, что его творческий поиск направлен в сторону, остававшуюся до сих пор неисследованной. Городничий, потрясенный открывшейся ему мерзостью жизни, нам не знаком. Мы видим, как человек пытается стать другим и как ему мешают. Сознание многих людей еще не готово признать, что причина наших бед не в государственном устройстве или Божьем установлении, но в нас самих, в нашей совести. Об этих людях, чье нравственное чувство не развито, городничий в ужасе восклицает: "Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц...". Потерпел ли он поражение, поклонившись ложному мессии? Да. Но он узнал, что такое стыд. И что такое раскаяние. Он стал другим человеком, и перед ним открылась возможность нравственного перерождения. Остальные же, когда обман и самообман раскрываются, обречены на пустоту жизни без идеала, без Бога, без надежды. От первого до последнего слова спектакль пронизан сочувствием к людям - к тем, слабым и грешным, и к нам, таким похожим на них. "В наш жестокий век" он напомнил о любви и жалости и "милость к падшим призывал".
Виктория Щербакова,
член комиссии по театральной критике Академии искусств Украины
Hosted by uCoz